Где поют ветры… Часть 4.
Выйдя из бомжатника в 8 часов, то есть одновременно с закатом, я бодро зашагал по асфальтовой дороге в том направлении, где, по моим представлениям, находятся Химеры. погода была теплая, абсолютно безветренная, мгла сначала превратила горы в мрачные силуэты, потом и они перестали быть различимыми на фоне беззвездного неба. Тьма стала абсолютной. Включая фонарик лишь изредка, я старался идти на слух вдоль шумящего рядом с дорогой проворного горного потока, стараясь при этом не свалиться в этот самый поток.
Вы когда-нибудь слышали, как орут лягушки? Я всегда считал, что слышал. Вроде не раз бывал на болотах, видел сотенные и тысячные скопления этих симпатичных земноводных. Сейчас я не видел ни одной. Но слышал – наверное миллионы. Сравнивать крики турецких лягух с нашими просто нельзя, это как звук истребителя рядом с “запорожцем”, как столица и деревня, как цех Челябинского тракторного после тишины больничной палаты, как Black Sabbath после Окуджавы… А тем временем тучи разогнало и началась гроза. Да, именно так: над головой – звезды, а на небольшой полоске облаков на востоке каждые две секунды отсвечиваются далекие разряды.
Засмотревшись на нашу яркую галактику, раскроившую точно пополам турецкое небо, я не заметил, как что-то сначала захлюпало у меня под ногами, потом в ботинках стало немного мокро, а еще через шаг меня чуть не смыло. Исследование местности с помощью фонарика показало, что водяной поток по одному ему известным причинам перекатывался прямо через асфальт на другую сторону дороги. Перебравшись через это неожиданное препятствие, я продолжил путь по дороге в полнейшем одиночестве. Только вдалеке можно было разглядеть одинокие окна, которые, впрочем, погасли ровно в одиннадцать.
К моему величайшему стыду, Химеры я так и не нашел, хотя, я полагаю, был недалеко от них (самая дальняя точка – это указатель “Чирали 1 км.”, правда, я думаю, с противоположной стороны городка, то есть я прошел сквозь него или обошел вокруг – я не понял или не помню этого). Идти обратно было еще интереснее, потому что батарейки в фонарике скончались как раз в самой дальней точке маршрута. По уже хорошо знакомой дороге я довольно быстро добрался до пересекающей дорогу речки, перешел ее (быть мокрее уже невозможно), и скоро заметил огни Олимпоса. Понаблюдав пару минут за кружащейся вокруг одинокого фонаря стайкой очаровательных вапмирчиков, я продолжил путь и скоро увидел славный Kadir’s Tree House, предвещающий теплый душ, крепкий сон на дереве, просушку одежды; но это были мечты: проводы некого Мэттью отмечались со студенческим размахом и завершились они с рассветом.
Я же завалился спать гораздо раньше, часа в три. Лежа в кровати под тремя одеялами, я смог наконец-то рассмотреть свой Harem (так назывался домик) изнутри. Это сооружение, собранное с помощью двух шурупов и четырех гвоздей, и, казалось бы, опасное для здоровья и жизни. Геометрическим и композиционным центром был ствол сосны, стены – это сосновые доски, покрытые подтеками смолы, потолок тоже дощатый с прослойкой из какой-то пленки. Из мебели – три кровати, тумбочка пол- на пол- на полметра, три крючка для одежды, выключатель света и пепельница. Дверь выполняет исключительно декоративную функцию, ибо дыра между ней и стеной позволяет протиснуться внутрь даже борцу сумо средних габаритов; окна, вернее деревянные ставни, закрываются так же плотно. Ночью опять был ураган и ливень; если с защитой от дождя домик справлялся еще достойно, то ветер, совершенно беспрепятственно проникая сквозь доски, разметал мою одежду по всей комнате. Сосна, раскачиваясь, стонала, как под пыткой, ей вторила вся подвешенная на нее конструкция. Спалось отлично.
Саркофаг Деда Мороза Олимпос, Финике, Демре-Мира-Кале, Фетхие . 1 февраля.
После вчерашнего экстремально простого, но сытного ужина в бомж-столовой хлеб с порционным джемом, сыр, вареное яйцо и неограниченное количество кофе казались просто деликатесом. После завтрака почему-то долго лежал на каких-то подушках перед телевизором, читал наваленные на полках журналы и газеты на разных языках, знакомился с интерьером столовой. И чего здесь только нет! Старые катушечные магнитофоны, швейные машинки, велосипед, какой-то протез руки, гора пятидюймовых дискет, старые дырявые чайники и тазы, лампы, фонарики и примусы, раздолбанные телевизоры и музыкальные инструменты, деревянные колеса от телег (это вообще фирменный знак Хауса). А назначение многих предметов мне и вовсе неизвестно. Не знаю, сколько бы я просидел здесь, но, широко распахнув входную дверь, в столовую важной походкой, не произнося ни звука, с видом людей, не намеренных шутить, вломилась стая гусей. Это событие вывело меня из оцепенения, и, дождавшись окончания разборки местной братвы и банды водоплавающих, я вышел на улицу.
Чтобы выйти к морю, можно было перейти значительно располневшую после ночного ливня речку сразу за моим бомжатником и потом хлюпать по колено в грязи до нормальной каменистой дорожке; второй вариант – это идти вдоль реки сколько можно, а потом перейти ее вброд по острым камням. Даже не знаю, что приятнее. Хотя летом все гораздо проще: речка просто пересыхает.
Вскоре после брода стоит билетный киоск, но ни билетов, ни кассира там не наблюдалось. Прямо под ногами валяются обломки ликийских построек двухтысячелетней давности; из отодранных от какого-нибудь саркофага каменных плит сделаны мостики через ручьи; из больших построек можно отметить кладбище, остатки моста через реку, неплохо сохранившиеся ворота и базилику (немного в лесу). Уже у самого моря под навесом выставлены два особо хорошо сохранившихся и ценных саркофага. Можно попробовать подняться и к выходящей на море крепостной стене, хоть это и тяжело из-за сложного рельефа и густых зарослей.
Как раз одновременно с моим появлением на пляже из-за туч вылезло солнце, причем надолго. Галечный пляж с одной стороны ограничен уже многократно упоминавшейся мной рекой и скалами за ней, с другой стороны естественных преград я различить не смог. Так что 2 километра там уж точно есть. Вдалеке, видимо где-то ближе к Чирали, виднелись какие-то дома, очень может быть что рестораны; в моем же уголке был только старый нежилой дом и перевернутая кверху дном лодка. Вода холодная, градусов 13-14. Волны – метра полтора. Ну не могли же такие мелочи помешать искупаться в безупречно прозрачной воде Средиземного моря, пусть даже и в январе! И вообще, это очень бодрит! И я вообще не понимаю, почему появившийся откуда-то, как черт из табакерки, немец шумел что-то про “крэйзи” и кутался в пуховик…
И все-таки, как бы ни был приятен Олимпос, за этот день мне предстояло проделать неблизкий путь до Фетхие , заехать в городок Демре (европейцы почему-то называют его Мира, а турки – Кале), посетить церковь святого Николаса и взглянуть на высеченные прямо в скале гробницы ликийских вельмож. Забрав из Baba Yaga’s Tree House свои пожитки и расплатившись (ночь в лучшем хостеле Европы стоила 10000 с завтраком и ужином), я вышел на дорогу, ведущую к Средиземноморскому шоссе. Лягушек днем совсем не было, зато в пяти метрах от дороги паслись три горных козла. Такие забавные козлики, с рогами-завитушками, довольно жирные и чистые. Мне показалось, что они совсем не боятся людей, но, как только я подлез к ним на расстояние 6-7 метров, они не спеша удалились. Меня поразила та легкость, с которой они передвигались по скалам там, где мне приходилось двигаться чуть ли не на коленках. У них все-таки копыта! Зато 4 ноги, с другой стороны…
Естественно, речка за ночь свое русло не поменяла и по-прежнему пересекала дорогу прямо по асфальту. Тут очень кстати сзади послышалось тарахтение какого-то многотонного бульдозера и комбайна в одном флаконе. Мужичок (метр пятьдесят ростом) посадил меня в кабину, перевез через поток, да еще показал, как расчищают дороги от всяких булыжников и наносов песка после ливней и обвалов (которые тут случаются нередко). Трясучка там была жуткая, да и передвигались мы лишь немного быстрее бабульки в очереди за мясом в советские времена, поэтому я поблагодарил турка за помощь и начал ловить попутку. Уже через три минуты я обогнал трактор на маленьком грузовичке. Молодой водитель оказался приколистом: говорил, что у него машина с автошофером (объясняя этим свое нежелание держать руль на трассе), рассказывал турецкие анекдоты (причем на оригинальном языке), всю дорогу распевал песни, заставлял меня спеть что-нибудь российское.
Отступление номер пять. Про музыку.
Так сложилось, что единственным известным мне турецким исполнителем был всенародный любимец Таркан. Бывший любимец. Не представляю, чем он мог так провиниться перед своим народом, но одно упоминание этого имени в приличном обществе порождало гнев и непонимание. В машинах крутят тот же шансон, только если у нас его отличительным признаком является скудная аранжировка и сиплый голос, то в Турции – национальные инструменты и подвывания, которые можно описать ёмким словом “восточные”. Есть там масса девчоночьих и мальчишечьих групп-клонов, но все это просто разные сорта соплей с сахаром про любовь. Ребята посмелее и посерьезнее никогда не вылезают из второсортных клубов и не мечтают об издании дисков.
Что касается иностранной музыки, то здесь знакомые все лица, от Шакиры до Эминема. Но не по ним сходят с ума фанатки. Эта песня преследовала меня еще со Стамбула, она будила меня по утрам в глухих каппадокийских деревнях, эта песня – единственная в плэйлистах супермаркетов Анталии, она оккупировала все радиоэфиры, а за дисками выстраивались длиннющие очереди… Вы догадались? Ни конечно, это наши родные Татушки и All the things she said. А турки еще себя мусульманами считают…
В такой приятной обстановке я доехал до городка Kumluca, где сел на минибус до Финике (фиников там нет – не сезон, а вот лимоны и апельсины шикарные! Только лимоны тяжелее достать, чем апельсины: приходится подпрыгивать). В Финике пришлось, наверное, минут сорок на каком-то перекрестке ждать переполненного микроавтобуса, следующего в Демре. В автобусе ехал турецкий бомж. По нашим российским меркам – скромно, но опрятно одетый пожилой мужчина с недельной щетиной. И вообще, от бомжей в Турции почти не пахнет! Климат, наверное… Или химией их какой брызгают… На полпути многие вышли, и я смог очень удачно сесть к окну слева по ходу движения. Какое же здесь море! Оно оказалось даже ярче, чем в рекламных проспектах с их причесанными и раскрашенными в Фотошопе фотографиями. Залив с изумрудной водой, полоса пены на малюсеньком пляже, отвесные скалы с трех сторон – райские пейзажи стали реальностью. И уже совсем по-поросячьему я начал визжать от восторга, когда рядом с берегом, почти под машиной, показалась группа дельфинов! Они двигались параллельно берегу, то на несколько секунд скрываясь в глубине, то полностью выпрыгивая из воды. Красивое зрелище!
Еще на въезде в Демре один из пассажиров стал рассказывать мне про город на неплохом английском. С автостанции он показал мне направление к церкви св. Николая, куда я и направился прямо с рюкзаком. Церковь выглядит действительно очень старой, несмотря на значительную перестройку в середине девятнадцатого века. Между прочим, спонсором проекта был тезка святого Российский император Николай I. Все работы, однако, выполняли местные строители, которые не то, что кириллицы не знали – они вообще писать не умели! Но все-таки каменные надписи, славящие русского царя, сделали, хоть и с орфографическими ошибками. Сейчас церковь частично помещена под пластиковый навес; внутри она была затоплена водой, которую безуспешно откачивали мощными насосами. Внутри ничего особо интересного я не нашел, но мне важно было увидеть главный экспонат церкви – могилу Деда Мороза. Ну, в смысле Санта Клауса, ведь это одно и то же… За вход в церковь по студенческому взяли 2000 тугриков.
Andrei N. Vasiliev
Версия для печати
Рейтинг:
Вы когда-нибудь слышали, как орут лягушки? Я всегда считал, что слышал. Вроде не раз бывал на болотах, видел сотенные и тысячные скопления этих симпатичных земноводных. Сейчас я не видел ни одной. Но слышал – наверное миллионы. Сравнивать крики турецких лягух с нашими просто нельзя, это как звук истребителя рядом с “запорожцем”, как столица и деревня, как цех Челябинского тракторного после тишины больничной палаты, как Black Sabbath после Окуджавы… А тем временем тучи разогнало и началась гроза. Да, именно так: над головой – звезды, а на небольшой полоске облаков на востоке каждые две секунды отсвечиваются далекие разряды.
Засмотревшись на нашу яркую галактику, раскроившую точно пополам турецкое небо, я не заметил, как что-то сначала захлюпало у меня под ногами, потом в ботинках стало немного мокро, а еще через шаг меня чуть не смыло. Исследование местности с помощью фонарика показало, что водяной поток по одному ему известным причинам перекатывался прямо через асфальт на другую сторону дороги. Перебравшись через это неожиданное препятствие, я продолжил путь по дороге в полнейшем одиночестве. Только вдалеке можно было разглядеть одинокие окна, которые, впрочем, погасли ровно в одиннадцать.
К моему величайшему стыду, Химеры я так и не нашел, хотя, я полагаю, был недалеко от них (самая дальняя точка – это указатель “Чирали 1 км.”, правда, я думаю, с противоположной стороны городка, то есть я прошел сквозь него или обошел вокруг – я не понял или не помню этого). Идти обратно было еще интереснее, потому что батарейки в фонарике скончались как раз в самой дальней точке маршрута. По уже хорошо знакомой дороге я довольно быстро добрался до пересекающей дорогу речки, перешел ее (быть мокрее уже невозможно), и скоро заметил огни Олимпоса. Понаблюдав пару минут за кружащейся вокруг одинокого фонаря стайкой очаровательных вапмирчиков, я продолжил путь и скоро увидел славный Kadir’s Tree House, предвещающий теплый душ, крепкий сон на дереве, просушку одежды; но это были мечты: проводы некого Мэттью отмечались со студенческим размахом и завершились они с рассветом.
Я же завалился спать гораздо раньше, часа в три. Лежа в кровати под тремя одеялами, я смог наконец-то рассмотреть свой Harem (так назывался домик) изнутри. Это сооружение, собранное с помощью двух шурупов и четырех гвоздей, и, казалось бы, опасное для здоровья и жизни. Геометрическим и композиционным центром был ствол сосны, стены – это сосновые доски, покрытые подтеками смолы, потолок тоже дощатый с прослойкой из какой-то пленки. Из мебели – три кровати, тумбочка пол- на пол- на полметра, три крючка для одежды, выключатель света и пепельница. Дверь выполняет исключительно декоративную функцию, ибо дыра между ней и стеной позволяет протиснуться внутрь даже борцу сумо средних габаритов; окна, вернее деревянные ставни, закрываются так же плотно. Ночью опять был ураган и ливень; если с защитой от дождя домик справлялся еще достойно, то ветер, совершенно беспрепятственно проникая сквозь доски, разметал мою одежду по всей комнате. Сосна, раскачиваясь, стонала, как под пыткой, ей вторила вся подвешенная на нее конструкция. Спалось отлично.
Саркофаг Деда Мороза Олимпос, Финике, Демре-Мира-Кале, Фетхие . 1 февраля.
После вчерашнего экстремально простого, но сытного ужина в бомж-столовой хлеб с порционным джемом, сыр, вареное яйцо и неограниченное количество кофе казались просто деликатесом. После завтрака почему-то долго лежал на каких-то подушках перед телевизором, читал наваленные на полках журналы и газеты на разных языках, знакомился с интерьером столовой. И чего здесь только нет! Старые катушечные магнитофоны, швейные машинки, велосипед, какой-то протез руки, гора пятидюймовых дискет, старые дырявые чайники и тазы, лампы, фонарики и примусы, раздолбанные телевизоры и музыкальные инструменты, деревянные колеса от телег (это вообще фирменный знак Хауса). А назначение многих предметов мне и вовсе неизвестно. Не знаю, сколько бы я просидел здесь, но, широко распахнув входную дверь, в столовую важной походкой, не произнося ни звука, с видом людей, не намеренных шутить, вломилась стая гусей. Это событие вывело меня из оцепенения, и, дождавшись окончания разборки местной братвы и банды водоплавающих, я вышел на улицу.
Чтобы выйти к морю, можно было перейти значительно располневшую после ночного ливня речку сразу за моим бомжатником и потом хлюпать по колено в грязи до нормальной каменистой дорожке; второй вариант – это идти вдоль реки сколько можно, а потом перейти ее вброд по острым камням. Даже не знаю, что приятнее. Хотя летом все гораздо проще: речка просто пересыхает.
Вскоре после брода стоит билетный киоск, но ни билетов, ни кассира там не наблюдалось. Прямо под ногами валяются обломки ликийских построек двухтысячелетней давности; из отодранных от какого-нибудь саркофага каменных плит сделаны мостики через ручьи; из больших построек можно отметить кладбище, остатки моста через реку, неплохо сохранившиеся ворота и базилику (немного в лесу). Уже у самого моря под навесом выставлены два особо хорошо сохранившихся и ценных саркофага. Можно попробовать подняться и к выходящей на море крепостной стене, хоть это и тяжело из-за сложного рельефа и густых зарослей.
Как раз одновременно с моим появлением на пляже из-за туч вылезло солнце, причем надолго. Галечный пляж с одной стороны ограничен уже многократно упоминавшейся мной рекой и скалами за ней, с другой стороны естественных преград я различить не смог. Так что 2 километра там уж точно есть. Вдалеке, видимо где-то ближе к Чирали, виднелись какие-то дома, очень может быть что рестораны; в моем же уголке был только старый нежилой дом и перевернутая кверху дном лодка. Вода холодная, градусов 13-14. Волны – метра полтора. Ну не могли же такие мелочи помешать искупаться в безупречно прозрачной воде Средиземного моря, пусть даже и в январе! И вообще, это очень бодрит! И я вообще не понимаю, почему появившийся откуда-то, как черт из табакерки, немец шумел что-то про “крэйзи” и кутался в пуховик…
И все-таки, как бы ни был приятен Олимпос, за этот день мне предстояло проделать неблизкий путь до Фетхие , заехать в городок Демре (европейцы почему-то называют его Мира, а турки – Кале), посетить церковь святого Николаса и взглянуть на высеченные прямо в скале гробницы ликийских вельмож. Забрав из Baba Yaga’s Tree House свои пожитки и расплатившись (ночь в лучшем хостеле Европы стоила 10000 с завтраком и ужином), я вышел на дорогу, ведущую к Средиземноморскому шоссе. Лягушек днем совсем не было, зато в пяти метрах от дороги паслись три горных козла. Такие забавные козлики, с рогами-завитушками, довольно жирные и чистые. Мне показалось, что они совсем не боятся людей, но, как только я подлез к ним на расстояние 6-7 метров, они не спеша удалились. Меня поразила та легкость, с которой они передвигались по скалам там, где мне приходилось двигаться чуть ли не на коленках. У них все-таки копыта! Зато 4 ноги, с другой стороны…
Естественно, речка за ночь свое русло не поменяла и по-прежнему пересекала дорогу прямо по асфальту. Тут очень кстати сзади послышалось тарахтение какого-то многотонного бульдозера и комбайна в одном флаконе. Мужичок (метр пятьдесят ростом) посадил меня в кабину, перевез через поток, да еще показал, как расчищают дороги от всяких булыжников и наносов песка после ливней и обвалов (которые тут случаются нередко). Трясучка там была жуткая, да и передвигались мы лишь немного быстрее бабульки в очереди за мясом в советские времена, поэтому я поблагодарил турка за помощь и начал ловить попутку. Уже через три минуты я обогнал трактор на маленьком грузовичке. Молодой водитель оказался приколистом: говорил, что у него машина с автошофером (объясняя этим свое нежелание держать руль на трассе), рассказывал турецкие анекдоты (причем на оригинальном языке), всю дорогу распевал песни, заставлял меня спеть что-нибудь российское.
Отступление номер пять. Про музыку.
Так сложилось, что единственным известным мне турецким исполнителем был всенародный любимец Таркан. Бывший любимец. Не представляю, чем он мог так провиниться перед своим народом, но одно упоминание этого имени в приличном обществе порождало гнев и непонимание. В машинах крутят тот же шансон, только если у нас его отличительным признаком является скудная аранжировка и сиплый голос, то в Турции – национальные инструменты и подвывания, которые можно описать ёмким словом “восточные”. Есть там масса девчоночьих и мальчишечьих групп-клонов, но все это просто разные сорта соплей с сахаром про любовь. Ребята посмелее и посерьезнее никогда не вылезают из второсортных клубов и не мечтают об издании дисков.
Что касается иностранной музыки, то здесь знакомые все лица, от Шакиры до Эминема. Но не по ним сходят с ума фанатки. Эта песня преследовала меня еще со Стамбула, она будила меня по утрам в глухих каппадокийских деревнях, эта песня – единственная в плэйлистах супермаркетов Анталии, она оккупировала все радиоэфиры, а за дисками выстраивались длиннющие очереди… Вы догадались? Ни конечно, это наши родные Татушки и All the things she said. А турки еще себя мусульманами считают…
В такой приятной обстановке я доехал до городка Kumluca, где сел на минибус до Финике (фиников там нет – не сезон, а вот лимоны и апельсины шикарные! Только лимоны тяжелее достать, чем апельсины: приходится подпрыгивать). В Финике пришлось, наверное, минут сорок на каком-то перекрестке ждать переполненного микроавтобуса, следующего в Демре. В автобусе ехал турецкий бомж. По нашим российским меркам – скромно, но опрятно одетый пожилой мужчина с недельной щетиной. И вообще, от бомжей в Турции почти не пахнет! Климат, наверное… Или химией их какой брызгают… На полпути многие вышли, и я смог очень удачно сесть к окну слева по ходу движения. Какое же здесь море! Оно оказалось даже ярче, чем в рекламных проспектах с их причесанными и раскрашенными в Фотошопе фотографиями. Залив с изумрудной водой, полоса пены на малюсеньком пляже, отвесные скалы с трех сторон – райские пейзажи стали реальностью. И уже совсем по-поросячьему я начал визжать от восторга, когда рядом с берегом, почти под машиной, показалась группа дельфинов! Они двигались параллельно берегу, то на несколько секунд скрываясь в глубине, то полностью выпрыгивая из воды. Красивое зрелище!
Еще на въезде в Демре один из пассажиров стал рассказывать мне про город на неплохом английском. С автостанции он показал мне направление к церкви св. Николая, куда я и направился прямо с рюкзаком. Церковь выглядит действительно очень старой, несмотря на значительную перестройку в середине девятнадцатого века. Между прочим, спонсором проекта был тезка святого Российский император Николай I. Все работы, однако, выполняли местные строители, которые не то, что кириллицы не знали – они вообще писать не умели! Но все-таки каменные надписи, славящие русского царя, сделали, хоть и с орфографическими ошибками. Сейчас церковь частично помещена под пластиковый навес; внутри она была затоплена водой, которую безуспешно откачивали мощными насосами. Внутри ничего особо интересного я не нашел, но мне важно было увидеть главный экспонат церкви – могилу Деда Мороза. Ну, в смысле Санта Клауса, ведь это одно и то же… За вход в церковь по студенческому взяли 2000 тугриков.
Andrei N. Vasiliev
Версия для печати
Рейтинг:
Комментарии отсутствуют